ФКУ ИК-6 УФСИН России по Оренбургской области особого режима называется "Чёрный дельфин" – фотография на заставке статьи сделана именно там. Всего в России существует пять учреждений для особо опасных преступников, определенных судом к пожизненному заключению, и содержится в них около 1800 человек. Узнать об условиях существования этих людей (чье право называться людьми под большим вопросом ввиду совершенных ими деяний – особо тяжкие убийства с запредельной жестокостью, каннибализм, зверские изнасилования и убийства детей и т.п.) достаточно просто с помощью Интернета (оттуда и фотографию мы скачивали, чего тут скрывать).
А психо-неврологических интернатов (ПНИ) в России по состоянию на 2013 год числилось 505 и содержалось (именно так – содержалось) в них более 146 тысяч человек. Пропорция, как можно видеть, примерно соблюдается – и в ИК, и в ПНИ в среднем содержится примерно 350-450 человек.
Но если в случае с «Черным дельфином» можно хотя бы попытаться понять и принять причины, по которым обитатели этого заведения обречены на пожизненное околочеловеческое существование (ну, тяжко назвать человеком индивида, сознательно убившего одного за другим сорок девять человек (битцевский маньяк)), то в случае с ПНИ просто невозможно понять причины, по которым обитатели интерната живут почти так же, как пожизненно осужденные в «Черном Дельфине».
В понедельник, 15 декабря,
Напомним, что
Так, в нашем отклике на первую статью Ольги Аленовой мы поименно перечислили главных «героев» Звенигородского ПНИ – директора Горожанкина, главврача Тагирову, юриста Проскурину и психиатра Кривошеина. Так вот, хотя директора Горожанкина уже уволили, но вся остальная «команда» в полном составе (от любых бесед с корреспондентами отказались) продолжает творить беззакония -- делать инъекции нейролептиков и кормить проживающих непонятными таблетками, избивать, отбирать деньги и телефоны, запрещать любые выходы за территорию и встречи с гостями, и т.д., и т.п., словом, всё осталось неизменным, совсем как и прежде.
Что изменилось с уходом Горожанкина, так это исчез карцер в его прежнем виде – железную дверь на закрытом и страшном для инвалидов четвертом этаже срезали, однако все прочие атрибуты и нравы заведения по-прежнему процветают, как это и отметили потрясенные члены комиссии в своих отчетах и комментариях.
А ведь в комиссию входят достаточно повидавшие на своем веку специалисты, например, председатель правления Центра лечебной педагогики (ЦЛП), эксперт комиссии ОП Роман Дименштейн, который не смог сдержать своего негодования: «С точки зрения закона интернат — это место, где предоставляют социальные услуги. И тут потрясающий диссонанс между законом, по которому эта организация просто предоставляет социальные услуги, и тем, что это режимное учреждение за страшными заборами-запорами. Здесь система несвобод устроена как чудовищная матрешка, хуже даже, чем в местах заключения: забор, охрана на входе, а внутри есть еще закрытые этажи; а потом следующая степень несвободы — на закрытом этаже еще и карцер. И эта вся матрешка несвобод показывает нам, каким образом там управляют поведением людей. Собственно, так управляют заключенными. Но даже в тюрьме люди находятся в меньшей зависимости от персонала».
Наверное, вам тоже вспомнились порядки, принятые в «Черном Дельфине»?..
Не менее прочих был потрясен увиденным и президент Независимой психиатрической ассоциации Юрий Савенко: «Здесь нет никаких реабилитационных мероприятий, которые в московских, например, интернатах делают жизнь людей разнообразнее. Здесь же — пытка ничегонеделанием. Все обитатели ПНИ, подходившие к нам, говорили, что они не могут говорить вслух что-то плохое об интернате, потому что боятся доносительства и санкций против них за эти сведения. И, в частности, говорили, что младший медперсонал их бьет, сажает в карцер. Дозы лекарственных препаратов повышают … для удобства персонала, чтобы помещенный в интернат человек не морочил голову, не высовывался. А это вопиющее нарушение всех норм закона об оказании психиатрической помощи".
Юрист Екатерина Таранченко отмечает: «Несколько человек, с которыми беседовали члены комиссии, заявили о том, что хотели бы восстановить дееспособность, правовыми путями добиваться предоставления жилья, но юристы и социальный отдел интерната никакой помощи в этом не оказывают. То есть социально-правовые услуги люди не получают, хотя они и гарантированы законом. Непонятно, как формируется и расходуется бюджет учреждения: финансирование должно обеспечивать возможность предоставления объема услуг, согласно минимальному утвержденному законом стандарту. Поэтому возникает правомерный вопрос о нецелевом использовании средств».
О нецелевом использовании немалых средств, которые государство выделяет для своих убогих граждан, публично говорить как-то не принято. Здесь обычно звучат бодрые рапорты руководству и общественности о закупленных новых колясках и построенных пандусах, о проведенных евроремонтах в палатах и санузлах, о неустанной заботе и многотрудном служении инвалидам. Однако, уважаемая вице-премьер правительства России Ольга Голодец, сообщаем Вам -- всё это явно не про Звенигородский ПНИ, увы, проверьте!
Совсем особняком стоит вопрос о причинах, по которым в Звенигородском ПНИ (и, можно уверенно предположить, что не только здесь) ежегодно все новые и новые жители с легкой подачи руководства интерната признаются местным судом недееспособными. Опекуном недееспособного гражданина России решением суда назначается либо сам директор ПНИ, либо некое лицо из местного подразделения соцзащиты, либо кто-то из близких родственников, если таковые имеются и выразили желание нести этот нелегкий крест. Вот только крест этот подчас оказывается и бриллиантовым – например, если у признанного недееспособным гражданина имеется собственность, то все права распоряжаться данной собственностью переходят к назначенному судом опекуну…улавливаете новые нотки в грустной песне о тяжком социальном служении?
Не менее интересен вопрос и о фактической судьбе квартир, которые по закону положены абсолютно всем детям из детских домов-интернатов по достижении ими совершеннолетия.
Увы, нечего возразить председателю правления ЦЛП Роману Дименштейну, констатировавшему:«Психоневрологический интернат — это место украденных судеб. Это люди, чья жизнь здесь закончилась». Но если для судеб особо опасных преступников, содержащихся в пресловутых российских колониях, хотя бы понятна причинно-следственная связь (преступление – доказанная вина – пожизненное заключение), то как понять происходящее здесь, в государственном учреждении, которое существует на наши налоги, на деньги граждан России?
Скажите, вот лично вы согласны платить деньги за то, чтобы кто-то мучил больных и убогих?
Мы тоже не согласны и потому будем продолжать следить за ситуацией в Звенигородском ПНИ вместе с нашими неравнодушными читателями.