Пиотровский: Эрмитаж – великий музей и был создан великими

Петербургский Эрмитаж отмечает второй день своего рождения. 165 лет назад он был открыт для публики. Коллекции демонстрировали в здании под названием «Новый Эрмитаж». Его построили по приказу Императора Николая I. 17 февраля 1852 года для первых посетителей в нем устроили пышное представление с богатым ужином. Что изменилось в Эрмитаже с тех пор? Чем и где всемирно знаменитый музей России радует своих посетителей сегодня? Об этом в интервью радио Sputnik рассказал Директор государственного Эрмитажа Михаил Пиотровский.

- Михаил Борисович, собрание Эрмитажа, каким его увидела публика в 1852 году и сегодня,  несравнимо по масштабу. И, все-таки, есть какая-то эффектная цифра?

«Собрание увеличилось процентов на 70. Только  надо иметь в виду, что основное собрание Эрмитажа создано Екатериной Второй, и это отправная точка и цифра.  Другое дело, что Эрмитаж со времен НиколаяI стал мировым музеем. Это большая разница. При Екатерине это был частный музей, при Николае II - он стал открытым музеем, только добавилась некоторая универсальность, так называемая археология и резные камни. А в ХХ веке он стал универсальным мировым энциклопедическим музеем, и это принципиальная разница и дело не только в цифрах. А в цифрах – сейчас более трех миллионов экспонатов».

 -А прирастает коллекция Эрмитажа в условное сегодня?  Или, как говорится, «все есть, спасибо, ничего не надо»? 

«Во-первых, в принципе, все есть – это раз. А, во-вторых, значительно нужнее не площади для показа этих вещей. Эрмитаж каждый год по-новому показывает в здании эти вещи. В принципе, строится новое здание, где показываются все запасники. А прирастания, разумеется, есть. Мы прирастаем дарами, покупками, из последних вещей: мы купили несколько замечательных серебряных сервизов. Мы получили в подарок «Черный квадрат» Малевича и т.п. Но основная наша задача – сделать наши коллекции доступными. Для этого существует Всемирная программа эрмитажных выставок и эрмитажных центров, российская программа и петербургская программа.  Все это - проект «Большой Эрмитаж», сделать коллекции доступными. Но не в смысле «открывать ногой дверь», а, чтобы их могли воспринять и понять всю историческую ценность».

- К 165-летию Эрмитаж открыл новые залы, которые посвящены искусству средневекового Ближнего Востока. Почему?  Разрослась коллекция, или вы хотите подчеркнуть актуальность ближневосточной темы?

«Эрмитаж – это очень большой мировой музей, поэтому постепенно, на протяжении 200 лет, все постоянные экспозиции постоянно меняются, обновляются. Нужен новый свет, новые витрины, новые подходы. Посетитель более образован, ему можно показать больше вещей. Сейчас, практически, при всех экспозициях мы выставляем больше вещей, потому что сейчас посетитель может 15 картин воспринять. Раньше был такой мировой подход, чтобы поменьше показывать. А подход, который всегда отстаивал Эрмитаж, нужно показывать много, насыщенно, так, чтобы это влияло на людей. Поэтому у нас идет постоянная реэкспозиция. Мы обновляем свет, ремонтируем залы, обновляем витрины, и это постоянно. А в залах Ближнего Востока мы сначала сделали Византию, потом эпоху халифата, сейчас – мамлюков и Иран, дальше будет Турция. Сейчас у нас третий этаж вообще достаточно свободен, потому, что импрессионисты переехали в здание Главный штаб. Поэтому там мы будем размещать экспозицию германской живописи. Эрмитаж – музей, где все время меняются экспозиции и в этом его прелесть. Люди ходят в Эрмитаж и ради него самого и ради постоянных экспозиций. А выставки - это уже такая дополнительная вещь,  и у нас есть такая роскошь: мы можем делать те, которые нам самим нравятся, а не те, которые должны привлекать людей».

- А откуда приходят шедевры? Вы ведь имеете права участвовать в аукционах? 

«Мы имеем право участвовать в аукционах. Другое дело, что не участвуем, но иногда - через подставных лиц. Откуда приходят вещи?  Вот, например,  на выставке мамлюков есть замечательная деревянная панель, которую нам подарили наши британские друзья. Сейчас мы оформляем одну замечательную итальянскую скульптуру, которую подарил нам один из членов нашего попечительского совета. Год назад мы уже за свои деньги купили замечательный альбом семьи фельдмаршала Витгенштейна «Пушкинская эпоха» - это акварели, записи, картинки. Так что что-то покупаем, что-то нам дарят. Но, понятно, что в условиях финансового кризиса, который существует уже достаточно давно,  мы много денег на покупки не тратим, в основном, опираемся на дары. А когда появляются деньги, лучше их потратить на реконструкцию, реставрацию – это более актуально. Тем более, что купить что-то, достойное Эрмитажа, очень трудно. То, чего у нас нет – купить уже нельзя,  невозможно, например, купить Вермеера ни на одном аукционе. Поэтому, это тоже непростая проблема».

- А обмен экспонатами между музеями в наше время практикуется?

«Теоретически, это возможно, если оба музея согласны поменять, но практически этого не происходит . У нас очень много вещей находятся в других музеях, но это на временном хранении. Точно также как и у них.  Вот у нас уже годами есть вещи из Русского музея,  и наши вещи в Русском музее. И годами мы не решаем поменяться, потому что музей – вещь консервативная; только начнешь меняться, это может плохо кончиться».

- Какие периоды для пополнения коллекций Эрмитажа можно зазвать «урожайными»?

«Разные. «Урожайный» период – это не Екатерина, а Николай I, хотя он и продавал картины. «Урожайный» - это, конечно, Александр I. «Урожайный», хотя и другого уровня, это национализация. Когда в Эрмитаж попало много вещей. Хотя, одновременно, было много и грабежа, когда вещи передавались в другие музеи, продавались за границу, так что «урожайность» была относительная. А в советское время «урожайным» был период 50-х - 60-х гг., когда были археологические экспедиции, которые привозили вещи в Эрмитаж. Потом, после 60-х, когда возникли музеи на местах, вся археология остается там, где ее раскопали. В советское время археология пополняла и компенсировала многие вещи.  А перед войной в обмен на, переданные в Москву, вещи из Эрмитажа, в Эрмитаж сначала перед войной, а потом после войны начали поступать вещи из коллекции Музея нового западного искусства из Москвы: импрессионисты и постимпрессионисты. Так что, Эрмитаж пережил много периодов, но такого постоянного разрастания нет. Есть разные периоды разрастания количества экспонатов музея, то живопись, то археология».

- Собранию Эрмитажа был нанесен большой урон с распродажами в 30- годы. Можно ли сказать, что сейчас Музей полностью оправился от потерь и находится в полном блеске? Или  Вас лично что-то еще задевает? 

«Эрмитаж – великий музей и был создан великими. И можно только удивляться, что после страшных продаж, которые были, он остался одним из самых блестящих музеев, одним за трех-четырех самых богатых, самых больших, самых знаменитых, самых динамичных музеев мира. Но, конечно, те шедевры, которые были проданы советским правительством – это боль, которая остается всегда. Потому, что это и замечательный Рафаэль, и Рембрандт, глядя на которые, в Национальной галерее в Вашингтоне, каждый эрмитажник почти плачет. Но, такова история и нужно только ждать момента, когда можно будет купить обратно».

- Вы посвятили спецпроект 100-летию Октябрьской революции. Ваше историческое место просто обязывает это сделать. Какое художественное представление есть у Эрмитажа, который, может,  имеет особые козыри? 

«Мы находимся в том пространстве, где произошла революция. И одна, и другая, где все революции проходили. Поэтому в течение всего года все пространство Эрмитажа и Дворцовой площади будет использовано для рассказа о разных сторонах революции и том, круговороте, который происходил в Зимнем дворце. Тут, в течение 1917 года, чего только не было, не только Временное правительство, тут был лазарет, всякие комиссии,  и мы постараемся показать все, что тут крутилось. Мы уже  выставили маленького Будду работы Фаберже, сделанного для Онасиса.  Маленького Будду, как напоминание той эпохи, которая ушла. А на днях выставим самовар для лазарета, который был в Зимнем дворце. А в конце года сделаем выставку, посвященную 100-летию революции, там буду всякие мистерии. Мы будем говорит и о мифологии революции, которая создавалась по ходу дела и, вообще , была в какой-то мере, так нехорошо говорить, но пародией. Ориентировалась на Французскую революцию, поэтому штурм был нужен. У нас будет целая выставка о фильме Эйзенштейна  «Октябрь» и о разных путях , которыми создавалась мифология, то есть реальное движение, и миф, который создавался, и на который ориентировались. Я думаю, что нам удастся немного показать то, что на самом деле происходило, то броуновское движение, которое происходило здесь в центре империи в 1917 году».

 - У Эрмитажа всегда были сильные международные связи. Они сегодня традиционно продолжаются, или немного «притормозились»?

«Мы всегда были активны в мировой выставочной деятельности музеев. А сейчас у нас есть проблема в США, где есть угроза арестов разных выставок. Уже несколько лет у нас нет с ними обмена, хотя, по нашему состоянию, там теперь принят закон, который теперь будет хорошо защищать выставки. Сейчас, как и всегда, наше важное направление – это Япония. И в ближайшее время мы открываем большую выставку в Японии, ну, и там получаются целые «Русское сезоны».  Во Франции находится наша выставка, посвященная памяти Сергея Ивановича Щукина, совместная с Музеем им. Пушкина. Традиционное наше направление - это Россия. И сейчас –это  «Петербург и вокруг».  А вокруг – Москва, Париж. Сейчас мы заняты подготовкой  эрмитажных центров во Владивостоке, Омске, Екатеринбурге, Калуге. Мы всегда делали в этих городах выставки, делали «Дни Эрмитажа». У нас принцип: «городу и миру», то есть «себе и вокруг», так что направления у  нас самые разные: Китай, сейчас с Австралией ведем переговоры об очередной выставке».

- У Эрмитажа сейчас  только один полноценный зарубежный филиал в Амстердаме. Планируете еще открывать?

«Слово «только» - забудьте. Эрмитаж – один из пионеров, который начал делать не филиалы, а зарубежные центры. И это - особенность деятельности Эрмитажа. Закрылся Лондонский, потому что мы выполнили свои функции, готовятся другие. Это, как спутник, выше-ниже, включится-отключился. Большой центр работает в Амстердаме, большой центр работает в Казани. А нам все равно, что Амстердам, что Казань, и так и надо подходить. Ибо, если мы будем делить,  Россия-заграница,  мы будем забитой провинцией. У нас в Италии не больше,  не меньше, как на площади Сан Марко штаб-квартира Эрмитажа находится, так что у нас много центров, и они включаются и отключаются, делаются новые. Вот мы сейчас готовим один в Барселоне. Так что вот это «только» оно смешное, это говорит о провинциальности российской. А Россия здесь достаточно передовая. Когда Эрмитаж начал делать вот эти центры, они были только у Гугенхайма и Эрмитажа. Потом появились у французов в Абу-Даби, но там другие денежные возможности.  Но в мире существует примерно 10 центров у разных музеев. Это достаточно новое , и надо восхищаться тем, что российские музеи оказались на такой передовой линии и, по существу,  задали моду в мировой культуре и музейной жизни. А это «только» - пережиток нашего российского самоуничижения. А здесь – без «только». Все время хочется напоминать, что мы в России не какие-то кого-то догоняющие, а, на самом деле, русские музеи – самые динамичные и активные музеи в мире. Сейчас мировая обстановка сложная и посмотрим, как мы будем из этого выкручиваться. Хотя сейчас мы должны сохранять наши культурные связи  и эти культурные мосты, которые важнее всяких других мостов».

- А чем-то отличается программа «Эрмитаж в Казани» от проекта «Эрмитаж в Выборге», других городах? И каким будет «Эрмитаж в Москве»?

«Программа в Казани – это вроде Амстердама. Это большие выставочные площади, большие выставки, большие просветительские программы. Эрмитаж в Италии – это организация научных обменов, центр научных книг и организация выставок не в одном месте, а в разных местах, т.е. широкий охват.  Эрмитаж в Москве будет посвящен современному искусству, он будет частью программы «Эрмитаж XX- XXI».  Это новое и современное искусство, выставки и приобретения», - рассказал в эфире радио Sputnik Михаил Пиотровский.