«Покупатель сфинксов для России»

Андрей Николаевич Муравьев был сыном математика, генерал-майора Николая Николаевича Муравьева, устроившего в Москве военную школу колонновожатых. Братья Андрея Николаевича – Михаил Муравьев-Виленский, будущий правитель Виленского края, и Николай Муравьев-Карский, наместник на Кавказе. Еще один брат – Александр – стал декабристом. Об удивительной судьбе церковного деятеля, и причем здесь сфинксы в эфире радио Sputnik рассказал обозреватель Владимир Бычков.

«Образование Андрей Николаевич получил домашнее. Его наставник – поэт и переводчик Семен Егорович Раич – рано приохотил его к поэзии. Кстати, ранее Раич был учителем Федора Ивановича Тютчева. Наставник познакомил своих воспитанников. Дружба Тютчева и Муравьева продолжалась всю их жизнь. Тютчев посвятил своему другу несколько стихотворений. Поначалу Муравьев писал стихи и исторические драмы, имевшие мало успеха. Истинный его талант открылся после паломничества в 1829 году в Святую Землю – Палестину и Египет. После этого он написал книгу «Путешествие по святым местам», которая и определила судьбу писателя. Восточное путешествие Муравьева имело еще одно важное последствие. В Египте он принял самое деятельное участие в покупке древнеегипетских сфинксов. Их история удивительна! Сфинксы, которым ни много ни мало три с половиной тысячи лет стояли у входа в величественный храм, сооруженный в Египте около Фив для фараона Аменхотепа III. Головы сфинксов являются портретными изображениями этого фараона. Каждый из них весом 23 тонны, 5,24 метра в длину и 4,50 метра в высоту. Со временем погребальный храм был разграблен и сокрыт от глаз толстым слоем песка. Лишь в 1820 году в том районе начал раскопки археолог грек Янис Атанази, по прозвищу Янни. Его экспедиция, финансировавшаяся британским генеральным консулом в Египте Генри Солтом, и обнаружила гранитных сфинксов Аменхотепа III.

Одного из них по распоряжению Солта доставили в Александрию для продажи, где ее и увидел Андрей Николаевич Муравьев. Сфинкс ему очень понравился, и он уговорил русского посла в Константинополе обратиться с разрешением о покупке в Петербург. Но пока чиновники судили да рядили о целесообразности покупки (интересно, среди них были, ну пусть не египтологи, а просто сведущие в истории Египта?), сфинксов купила Франция. И вот тут-то России впервые повезло с революцией! Нет, не у себя, слава Богу, а во Франции – Июльская революция 1830 года. Она продолжалась не слишком долго, но за это время русские сумели сторговаться о приобретении сфинксов за 64 тысячи рублей.

Но и далее не обошлось без приключений. Для перевозки зафрахтовали итальянское судно. Грузили тяжелых сфинксов на судно при помощи специально сооруженного подъемного крана из пальмовых бревен. Казалось бы, что все рассчитано, но лебедки запутались – и первая скульптура упала и сильно ударилась о палубу судна. От головы откололись куски гранита, осталась отметина от троса. Со вторым сфинксом все обошлось.

Они плыли до Петербурга почти год: по Средиземному морю, вдоль берегов Франции и Британии, по Балтийскому морю. В 1832 году сфинксы наконец-то прибыли в Северную Пальмиру. Скульптуры решили установить на набережной Невы перед зданием Академии художеств. Они были открыты взору публики 8 июня 1834 года. Во время работы над "Путешествиями" Муравьев замыслил написать книгу и о русских святынях: "Помню, как смутили меня иноки Иерусалимские, когда во время нахождения в храме Святого Гроба в Иерусалиме, они начали спрашивать у меня о Троицкой Лавре. И я должен был им признаться, что хотя родился в Москве, но никогда не видел сей родной святыни, близкой сердцу каждого русского и знаменитой по всем странам". "Путешествие по святым местам русским" Муравьев издал в 1832 году. Книга понравилась читателям. «С умилением и невольной завистью прочли мы книгу», писал Пушкин. Сочинение, как это в те времена водилось, было преподнесено императору. Николаю I-му книга понравилась. И он назначил ее автора состоять в Синоде за обер-прокурорским столом, то есть быть секретарем при обер-прокуроре, главе духовного ведомства. В Синоде Муравьев всегда держал сторону присутствовавших иерархов церкви. Это приводило к постоянным столкновениям с самодовольным обер-прокурором Н.А. Протасовым, который, кстати, до назначения в Синод был кавалерийским генералом.

По свидетельству писателя Н.С. Лескова, Муравьева в шутку называли "несостоявшимся обер-прокурором", "генерал-инспектором пономарства". Впрочем, если отмести в сторону иронию, следует признать, что Муравьев был глубоким знатоком церковных уставов и порядков. Будучи ревнителем православия, Андрей Николаевич делал замечания не только священникам, но и преосвященнейшим владыкам, если видел непорядки в церковной жизни. Когда реставрировали Андреевскую церковь Киево-Печерской лавры, местные богомазы закрыли старинные фрески новой живописью масляными красками. Это считалось преступлением, варварством, ибо после этого невозможно было восстановить старинную роспись. Синод постановил сделать киевскому митрополиту Арсению выговор. Объявлять его послали Муравьева. В ходе осмотра Киево-Печерской лавры митрополит Арсений, указав на группу монахов, сказал Муравьеву:

- Вот художники, расписывавшие храм.

- Кто их учил? - осведомился Андрей Николаевич.

- Матерь Божия, - простодушно ответил владыка.

- А! В таком случае и говорить нечего, - со вздохом сказал Муравьев, и выговора делать не стал...

Кстати, Андрей Николаевич был похоронен именно в этом храме.

Накануне смерти он пожелал собороваться. Во время службы Муравьев был уже так слаб, что не подавал голоса. Но когда соборование было закончено и архиереи стали разоблачаться, умирающий Муравьев, ко всеобщему удивлению, неожиданно произнес:

- Благодарю: таинство совершено по чину.

Таковы были его последние слова на земле...

По словам Лескова, этой как нельзя более отвечающею всегдашнему его настроению фразой Муравьев окончил свою генерал-инспекторскую службу русской церкви и доказал, что он был один из редких, типических и вполне законченных характеров. По крайней мере, считает писатель, его не могут превзойти ни старый Домби у Чарльза Диккенса, ни та старушка у Тургенева, которая сама хотела заплатить рубль за свою отходную».