Пропасть между «распилом» и прорывом

Тактико-технические характеристики новейшего российского оружия, о которых 1 марта рассказал в Гостином Дворе наш президент, не просто уникальны – это настоящий прорывной скачок по целому ряду научных направлений, не говоря уже о сложности последующего воплощения чисто научных результатов в конкретное военное или гражданское «железо».

Как, к примеру, управляется таинственный «огненный шар» из президентского послания, если известно, что никакие радиосигналы не способны преодолевать плазменное облако, окружающее объект, движущийся на гиперзвуковой скорости в плотных слоях атмосферы?

Вполне очевидно, что без надежной онлайн-передачи данных о своем текущем местоположении и своевременного исполнения непрерывно принимаемых команд никакой объект не может быть назван управляемым.

Следовательно, для обеспечения управления необходимо сначала решить важнейший вопрос создания надежного канала передачи данных, для которого наличие плазменного барьера не станет препятствием. Оказывается, эта проблема уже не только успешно решена российскими учеными, но и практически воплощена нашими оружейниками, причем в абсолютно секретном режиме – именно об этом свидетельствует заявление российского президента, других вариантов здесь просто нет!

Или рассмотрим другой пример, касательно ядерной установки, обеспечивающей неограниченную дальность полета ракете, обладающей таким источником энергии.

Научно-практический вопрос здесь заключается не в размерно-весовых характеристиках самого мини-реактора, позволяющих упаковать его в достаточно компактный корпус крылатой ракеты, этот вопрос был решен еще в Советском Союзе.

Проблема здесь заключается в так называемом рабочем теле ракеты, то есть в том физическом веществе, которое и обеспечивает ракете необходимую тягу, вылетая из ракетного сопла с огромной скоростью.

У классических ракет эту функцию выполняет топливо, сгорающее в двигателях, это общеизвестно, а вот что должно толкать ракету, в которой источником энергии является ядерная реакция?

Известно, что энергия из рабочей зоны реактора передается далее через специальный теплоноситель, однако какое именно вещество далее воспринимает эту энергию и преобразуется в мощную газовую струю?

Логично предполагать, что это водород, как самый легкий из известных в природе газов – только тогда стартовый вес топлива на борту ракеты будет минимальным. Однако для неограниченно долгого полета ракета должна иметь в своем составе специальную установку по синтезу водорода с достаточно большой скоростью синтеза, чтобы успевать непрерывно восполнять расходование рабочего тела во время полета.

Получать водород в такой установке теоретически можно из воды или из водяного пара, содержащегося в воздухе, но здесь возникает сразу ряд вопросов, о решении которых в современном ракетостроении пока не сообщалось.

Дело и в том, что пока неизвестны подобные компактные установки для получения водорода с требуемой производительностью, и в том, что концентрация водяных паров в атмосфере сильно падает с высотой, и в том, что для работы самой установки по получению водорода критически необходимы некоторые дополнительные реагенты, наличие которых на борту ракеты серьезно повлияет на ее вес и не может быть неограниченно большим – а мы ведь услышали от Президента о «практически неограниченной» продолжительности полета такой ракеты.

Подобных примеров и, соответственно, недоуменных «научно-технических» вопросов к президентскому рассказу о новейших российских разработках, можно задать еще немало, и потому совсем неудивителен определённый скепсис, проявленный на Западе после оглашения первомартовской речи Путина.

Ведь многолетние традиции академической, вузовской и оборонной науки, обеспечившие во времена Советского Союза ядерный паритет и истинно прорывные достижения нашей Родины, все последние десятилетия успешно замещались современными традициями «бюджетных распилов» и так называемых «инноваций».

К примеру, только в сколковском мега-проекте уже растворились многие десятки миллиардов без всякой полезной отдачи, и никакие причитания отчеты Счетной Палаты не могут повлиять на повсеместное «распильное инноваторство» в размерах, достигающих трети бюджетов крупнейших федеральных госкомпаний и страны в целом.

Если добавить к сказанному, что в научной сфере «распилом» уменьшается и без того весьма скудное госфинансирование, а частные деньги в российской науке имеют размер исчезающе малый, то вполне закономерно, что в глобальном рейтинге инноваций Россию помещают на 45-е место (из 127 позиций, ниже таких стран как Румыния или Греция), а уровень зависимости некоторых отраслей нашей промышленности от наукоемких западных технологий уже достиг 90%-й закритической отметки.

И на столь удручающем фоне мир вдруг слышит почти часовой рассказ нашего Президента об огромном скачке российской военной мощи, априори немыслимом без серьезнейшего научно-технологического фундамента – право, не будем фарисействовать, для недоверия и скептицизма все основания более чем очевидны.

Современный западный мир, где не знают никаких других способов решения любых проблем кроме заливания их свеженапечатанными деньгами, просто не в состоянии представить себе, что остатки разгромленной советской науки при общеизвестном скудном остаточном финансировании смогли выдать столь выдающиеся результаты.

Но за трескучими победными аплодисментами нам не следует забывать, что последние представители советской научно-производственной школы ныне уходят, и совсем скоро у нас просто не останется этих выдающихся кадров, умеющих личной самоотверженностью и поистине героическим трудом закрывать пропасть между «распилом» и прорывом.