Равнодушная система - трагедия не только Нижнего Новгорода

Нижегородская трагедия, увы, была неизбежна.

Сразу отметим, что не имеют никакого отношения к сути проблемы все разговоры о том, что, дескать, если бы в 2011 году шизовреника Белова лишили бы родительских прав, то ничего бы и не случилось.

Дескать, причиной всему именно судейское равнодушие, поскольку судья могла, но не приняла мер к защите погибших детей – это неправда.

Профессиональное равнодушие действительно нередко встречается среди представителей судейского корпуса, равно как и среди представителей любой другой профессии, чреватой профессиональными деформациями психики.

Криминальным следователям, например, приходится встречаться в своей работе с таким количеством крови, что человек с тонкой душевной организацией обречен или приобрести защитную корку черствости, или сменить профессию. Из этого же разряда и профессиональный цинизм врачей – невозможно представить себе хирурга, впадающего в ступор при виде крови, обильно заливающей операционное поле, когда от холодной твердости его руки зависит жизнь оперируемого.

Непреклонный и внешне равнодушный судейский формализм тоже необходим, причем не только как важнейший фактор для неукоснительного соблюдения всех предписанных законом процедур и положений, но и как элементарный предохранитель, защищающий и самого судью, и судейскую систему в целом, от вала повторных исков и жалоб по причине нарушения тех самых формальных процедур, которые призваны, кстати, защитить конституционные права всех участников судебного процесса.

Имела ли право судья уже в 2011 году лишить родительских прав психически нездорового Белова? Да, имела, но не сделала этого, вероятно, учитывая позицию прокуратуры и органов опеки, которые не заняли тогда активную позицию, а, по сути, просто самоустранились от её решения, оставив все «как есть».

Почему прокуратура и опека так поступили?

Скорее всего потому, что у прокурорских работников, как мы знаем, острый интерес вызывают только дела с определенной перспективой (карьерной, финансовой), к которым повседневная защита детей в неблагополучной семье явно не относится.

Для опеки такие неблагополучные семьи тоже всегда определенная «головная боль», причем  «ювенального» интереса данная семья не могла представлять по причине заболевания Белова. Так как общеизвестно, что вероятность наследственной передачи этого заболевания довольно велика, то изымать детей из семьи Беловых опеке тоже было «неинтересно», ввиду очевидной безперспективности их последующей передачи в приемные семьи.

Кроме того, не является секретом и негласная установка для органов опеки «сверху» об экономии бюджетных средств, для чего (как говорят «злые языки) опеке предписано максимально препятствовать лишению родительских прав в тех случаях, когда это будет сопряжено с последующей нагрузкой на бюджет – пусть уж лучше сами родители платят алименты, «сами нарожали сами пусть и кормят».

Но, даже если бы прокуратура и опека в том судебном процессе 2011 года и потребовали лишения Белова родительских прав – сильно ли это изменило бы ситуацию?

Судя по имеющимся данным – ничего бы не изменилось, поскольку Белов продолжал бы жить вместе со своей законной женой и детьми на их общей жилплощади. Покойная супруга Белова, похоже, была настолько им запугана, что не только выступила в его защиту в 2011 году, но и не обращалась более в правоохранительные органы, хотя, как теперь сообщается, скандалы и ссоры в этой неблагополучной семье были нередким явлением.

Мало верится, честно говоря, в регулярные визиты опеки в семейное жилище Беловых для проверки условий жизни детей в этой семье – иначе о случаях физического насилия по отношению к супруге и детям представителям опеки рассказали бы и соседи, и те следы, которые, мы уверены, неизбежно оставляла неконтролируемая ярость психического больного на предметах домашней утвари (о худшем не хочется предполагать).

Ведь суть проблемы именно здесь, в отсутствии надлежащего постоянного контроля за психически больным человеком, рядом с которым живут беззащитные жена и дети.

О заболевании Белова отлично знали и в органах опеки, и в прокуратуре, однако никаких мер для защиты окружающих от потенциального убийцы не предпринял никто. Мы не ставим здесь знака равенства между определением «потенциальный убийца» и любым психически нездоровым человеком, однако неоднократные агрессивные действия Белова явно остались без должного внимания соответствующих государственных органов.

Начатое расследование, наверное, ответит теперь на вопросы о качестве работы прокуратуры и опеки, равно как и о работе тех психиатров, у которых состоял на учете шизофреник Белов и об отсутствии взаимодействия в их действиях – а, точнее, об их равнодушном бездействии, как порознь, так и сообща.